— Ничего. Я сделал окончательную копию с этого письма, — он показал на стол, — и они при мне подписали и запечатали его. Конечно, я не знаю, что они сказали Горони, когда я ушел. И понятия не имею, что они могли сказать ему раньше.
— Ясно, — Дункан кивнул. — Есть что-нибудь еще, что мы должны знать?
Хью опустил глаза. У него было еще одно послание.
Но он слышал грубые слова Дункана как реакцию на первое письмо, и опасался, что теперь Дункан выругается покрепче.
Хью начал осторожно подбирать слова:
— Да, у меня есть еще кое-что, что вы должны знать, отец Дункан, — он замолчал в нерешительности. — И я не думал, что увижу вас здесь, но под мое перо сегодня попал еще один документ. И он уже касается вас лично.
— Меня? — Дункан посмотрел на Келсона и Нигеля. — Продолжай, ты можешь говорить здесь свободно.
Хью с трудом проглотил комок в горле и заговорил:
— Отец Дункан, Корриган обвиняет вас. Он вызывает вас на церковный суд, возможно, завтра утром, чтобы отстранить от должности…
— Что?
Дункан встал, не в силах поверить тому, что услышал. Его лицо стало мертвенно бледным.
Хью боялся поднять глаза. Он прошептал только:
— Мне очень жаль, Дункан. Вероятно, архиепископ думает, что вы как-то ответственны за то, что произошло во время коронации.
Он помолчал и посмотрел на Келсона:
— Прошу прощения, сэр. Корриган дал мне этот черновик час назад и сказал, что письмо ему нужно как можно скорее. Я отдал его одному из моих писцов, а сам пошел прямо сюда, намереваясь отыскать вас после того, как сообщу Его Величеству обо всех делах.
Наконец, он рискнул поднять глаза на Дункана:
— Дункан, неужели вы замешаны в магии? — прошептал он.
Дункан, как в трансе, пошел к камину. Глаза его расширились.
— Обвиняюсь, — все еще не веря, прошептал он, не обращая внимания на вопрос Хью. — Меня вызывают на суд.
Он посмотрел на Келсона.
— Мой король, меня завтра здесь быть не должно. Это не потому, что я испугался, ты же знаешь. Но если Корриган возьмет меня сейчас под арест…
Келсон кивнул.
— Я понимаю. Что от меня нужно?
Дункан подумал немного, посмотрел на Нигеля, а потом на Келсона.
— Пошли меня к Аларику. Его все равно нужно предупредить об угрозе Интердикта, и я буду в безопасности при его дворе. А, может быть, мне удастся склонить епископа Толливера задержать введение Интердикта.
— Я дам тебе дюжину моих лучших людей, — согласился Келсон. — Еще что-нибудь?
Дункан покачал головой, пытаясь сформулировать план действий.
— Хью, ты сказал, что Горони поедет по морю. Это путешествие займет три дня, а, может, меньше, если ветер будет сильным и они пойдут на всех парусах. Нигель, какова дорога в это время года между Ремутом и столицей Корвина?
— Ужасная. Но ты можешь опередить Горони, если будешь почаще менять лошадей в пути. А к тому же ты едешь на юг, так что погода будет получше.
Дункан пригладил свои короткие темные волосы и кивнул.
— Хорошо. Я попытаюсь. Но, по крайней мере, я буду за пределами досягаемости Корригана, как только пересеку границу Корвина.
Дункан помолчал, потом добавил, как бы раздумывая про себя:
— Епископ Толливер когда-то был со мной в дружеских отношениях. Я сомневаюсь, что он арестует меня по одному слову Горони. А кроме того, Горони, может, и не будет знать об обвинениях против меня, даже если и прибудет туда раньше…
— Ну, хорошо, пусть так и будет, — сказал Келсон, вставая.
Затем он обратился к Хью:
— Отец, я благодарю тебя за преданность и не останусь в долгу. Но, может, тебе небезопасно возвращаться во дворец архиепископа после того, как ты раскрыл нам их карты? Я могу предложить тебе свою защиту. Или, если хочешь, поезжай вместе с отцом Дунканом.
Хью засмеялся:
— Благодарю за беспокойство, сэр, но я уверен, что смогу служить вам лучше, если вернусь к своим обязанностям. Меня еще не уличили в предательстве и, может быть, я смогу вам еще что-нибудь сообщить в дальнейшем.
— Отлично, — Келсон кивнул. — Удачи тебе, отец.
— Благодарю, сэр, — Хью поклонился. — А вы, Дункан, — он пожал Дункану руку и постарался заглянуть ему в глаза, — будьте осторожны, мой друг. Я не знаю, в чем вы провинились, да и не желаю знать, но мои молитвы всегда будут с вами.
Дункан похлопал его по плечу и кивнул. Затем Хью покинул покои короля.
Как только за ним закрылась дверь, Дункан взял со стола пергамент и стал его складывать.
Шелест пергамента был единственным звуком в комнате.
Теперь, когда у него созрел план и он уже мог управлять своими чувствами, он снова стал спокойным и невозмутимым. Дункан взглянул на Келсона, пряча письмо в карман своей сутаны.
Мальчик стоял у своего кресла, глядя невидящими глазами на дверь. Было ясно: он не замечал, что в комнате кроме него есть еще люди.
Нигель, который сидел напротив Дункана, тоже погрузился в свои мысли.
Дункан поднял свой кубок и осушил его. Он заметил погнутый край и понял, что сделал это в порыве ярости. Дункан поставил кубок на стол и посмотрел на Келсона.
— Я хочу взять это письмо с собой, если у тебя нет возражений, мой король. Аларик наверняка захочет взглянуть на него.
— Да, конечно, — ответил Келсон, придя в себя. — Дядя, ты позаботься об эскорте. И скажи Ричарду, что он тоже поедет. Отцу Дункану может понадобиться надежный человек.
— Хорошо, Келсон.
Кошачьим движением Нигель поднялся из-за стола и направился к двери, мимоходом похлопав Дункана по плечу.
Когда дверь закрылась за ним, Келсон подошел к камину и, упершись лбом в сложенные руки, стал пристально смотреть в огонь.
Дункан заложил руки за спину и рассматривал пол перед собой.
Были некоторые вещи, которые они могли обсуждать только втроем: он, Аларик и Келсон, и Дункан почувствовал, что мальчик чем-то встревожен.
Однако Дункана несколько обеспокоило, что Келсон воспринял события сегодняшнего вечера чересчур спокойно, но он не мог рисковать задерживаться здесь.
Корриган мог приказать, чтобы ему вручили предписание уже сегодня. А к тому же, чем дольше он ждет, тем больше его опередит Горони со вторым письмом.
Дункан кашлянул и увидел, что при этом звуке плечи Келсона вздрогнули.
— Келсон, — сказал он, — мне пора.
— Я знаю.
— Ты не хочешь передать что-нибудь Моргану… какое-нибудь послание?
— Нет, — голос мальчика был напряженным, звенящим. — Только скажи ему… Скажи ему…
Он повернулся к Дункану. Лицо его было бледным, на нем было написано отчаяние.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
